Сегодня в Казани «Салават Юлаев» в третий раз в сезоне сыграет с «Ак Барсом». Перед матчем защитник «Салавата Юлаева» Максим Гончаров рассказал корреспонденту «БИЗНЕС Online» о том, почему носил бороду, с чего стал драться в чемпионате и почему так долго не возвращался из Северной Америки.
«БОРОДА НАПОМИНАЛА О ТРАВМЕ»
— Вы один из немногих игроков, кто носил бороду в прошлом сезоне. Вне плей-офф это выглядело странно.
— Я же сбрил, так как играть с ней неудобно. А почему отращивал? Да потому что прошлый сезон практически пропустил. Делать было нечего — решил посмотреть, как я выгляжу с бородой.
— И как?
— А мне понравилось, серьезно. Посмотрел на свой новый имидж. Понял, что за бородой надо ухаживать внимательно. А в одной парикмахерской мне посоветовали подкрашивать бороду.
— Ох.
— Я тоже удивился, но так советуют профессионалы, нельзя же к ним не прислушиваться. Смысла я не понял, но, правда, и не разбирался. Но если отбросить в сторону шутки, то борода мне напоминала о травме.
— Я почему с бороды и начал. Не каждый готов говорить о повреждениях.
— Трудное время. Пропустил пять месяцев, но мог и больше. Врачи советовали еще воздержаться от хоккея, так как была серьезная операция, но я уже не мог терпеть. Сезон подходил к концу и пропустить его полностью было бы еще обидней.
— Вы же получили повреждение даже не в официальной встрече.
— В последнем матче предсезонного турнира. Через два дня старт чемпионата, все уже мыслями в сезоне и тут ты ломаешься. Шок, меня до сих пор неприятно вспоминать тот момент.
— Знаю, что когда случается такое повреждение, хоккеисты начинают слишком много думать. А не закончить ли мне? А восстановлюсь ли я?
— Наверное, все-таки это от возраста зависит. Получить такое повреждение, если тебе за тридцать — такие мысли точно возникнут. Но я же еще молод. Понятно, что настроение было ужасное, но и мысли не допускал, что не смогу вернуться.
— Вы повредили плечо, а для защитника нет хуже травмы. Даже после восстановления не всегда приходишь в норму.
— Ну знаете, если так думать, то после любого повреждения нельзя возвращаться. На самом деле, у меня было скорее механическое повреждение. Такая травма могла случиться у любого, но после нее ничего не мешает играть на прежнем уровне.
— Может быть рецидив?
— Это не какое-то хроническое повреждение, которое может беспокоить. Грубо говоря, любой хоккеист может пропустить несколько месяцев из-за такого повреждения. Но может никогда и не получить его.
— Что вам нельзя делать после этой травмы? Какие ограничения?
— Никаких.
«РУКА БЫЛА ТОНЕНЬКАЯ, КОГДА С НЕЕ СНЯЛИ ПОВЯЗКУ»
— Нагрузки во время восстановления были запрещены?
— Это самое грустное. Ничего нельзя было делать. Но самое страшное, что и спать было невозможно. Ты можешь лежать только на спине — не повернуться. Но я в первое время плохо спал не из-за этого. Во-первых, после операции была боль — рана заживала, а это не всегда приятно. Во-вторых, все-таки сильно переживал. Но, к счастью, это быстро прошло. Впрочем, восстановление не самый лучший процесс. Каждую неделю какие-то новые испытания.
— Вы все время были в Омске.
— А я и не мог никуда не полететь. За мной внимательно наблюдал врач, мы проходили все этапы реабилитации. Это же не отпуск какой-то был.
— Я не представляю, на что вы тратили свое свободное время.
— Да, я и сам не понимал. Поначалу просто лежал дома, потом уже можно было приходить и крутить велосипед. Затем сняли повязку, и началось самое тяжелое. Руку поднимешь на пять сантиметров — победа.
— Все так тяжело было?
— Да, вы бы видели мою руку после того, как сняли повязку! Она была тоненькой. Представляете, месяц без движение — все атрофировалось. Надо было не только возвращать движение, но и растягивать. Поверьте, это еще более тяжелый труд, чем какие-то самые сложные тренировки на самых жестоких сборах.
— Говорят, что, например, во время обеда вы не могли ложку взять.
— Нет, ну я могу другой рукой есть — это не проблема. Сложности бы были, если бы пришлось писать письма. К счастью, сейчас век новых технологий и шариковая ручка тебе совсем не нужна.
«Я НЕ МОГУ УБЕЖАТЬ ОТ ОСАЛЫ»
— Хорошо, что вы еще улыбаетесь.
— Главное — это все в прошлом.
— Можно узнать, почему вы ушли из «Авангарда»?
— Нет, я бы не хотел говорить на эту тему. Скажу лишь, что с командой тяжело расставался. Коллектив там просто потрясающий. Просто уверен, что «Авангард» здорово идет в чемпионате как раз потому, что внутри раздевалки все в порядке. Но давайте опустим ваши следующие вопросы по поводу перехода. Они же у вас есть?
— Есть, но я могу остановиться. Расскажите лучше о том, почему вы стали драться? Да я помню, каким вы были до отъезда в Северную Америку.
— На самом деле, я всегда любил жесткую игру.
— Но никогда не скидывали перчатки.
— Да, были драки. Нет, не в России, но на предсезонных турнирах постоянно с кем-то цеплялся. Особенно если мы играли с иностранными командами. Не думаю, что после Америки я уж совсем сильно поменялся.
— Максим, зачем вы со мной спорите-то?
— Ну да, было две драки в одном матче. Такое со всеми может случиться.
— До вас ни с кем не было. Ну кроме бойцов из «Витязя» — они за скобками.
— Тогда второй бой был с Оскаром Осалой из «Металлурга». Не могу сказать, заставляли ли его, но он подъехал ко мне и сказал, что сейчас будет бой и я скидывал перчатки.
— Вы могли бы отказаться.
— Что значит отказаться? Он бы начал бить, а я бы убегал от него? Я принял бой. Понимал ли, что после этого удалят до конца игры? Да в такие моменты об этом совсем не думаешь. Просто не посчитал для себя правильным уходить от стычки.
«Я БЫЛ В АМЕРИКЕ С НЕПРАВИЛЬНЫМ НАСТРОЕНИЕМ»
— Вы всегда избегали разговоров о том, как провели три года в Америке.
— Да и сейчас бы не хотел про это вспоминать, но один раз, наверное, можно. Мне кажется, что я поехал за океан с неправильным настроением. Знаете, как бывает, когда у тебя амбиции, ты думаешь, что лучше всех, но все никак не получаешь шанса и это тебя бесит. В этом смысле мой третий год в фарм-клубе «Финикса» можно вообще вычеркнуть. Я уже ни на что не надеялся, ждал окончания контракта, чтобы уехать.
— Вы были в системе «Финикса», не самого сильного клуба. И понятно ваше разочарование от того, что вас не вызывают в первую команду.
— Но меня несколько раз вызывали, только я все равно не играл. Один раз даже принял участие в предыгровой разминке.
— Утренней?
— Нет, когда уже выходишь на лед перед началом встречи. Я покатался, размялся, как следует, а потом отправился на трибуны.
— Согласитесь с тем, что вас Америка очень сильно изменила, как игрока.
— Тут трудно не согласиться. За океан я отправлялся игровиком, а там превратился в прямолинейного хоккеиста. Но что поделать, если были такие требования. В ЦСКА я был атакующим, а тут мне четко говорили о том, чтобы сосредоточился на оборонительных действиях. И это повторяли постоянно, когда спускали в фарм-клуб после тренировочного лагеря.
— Сейчас уже не вернутся к тому, что вы делали в ЦСКА до отъезда?
— Думаю, что стараться надо. Возможно, кстати, в Америке я совершенно зря слушал эти советы. Нужно было гнуть свою линию, показывать, что я умею гораздо больше, чем отбросить шайбу или в кого-то врезаться. Но вы и мое состояние представьте. Хочется сыграть в НХЛ, тебе обещают это сразу, как только ты изменишься. Вот и приходилось меняться.
— О чем-то жалеете сейчас, когда уже американский этап позади?
— Только из-за своего настроя. Неправильно оценил ситуацию, слишком много накручивал себя, хотя надо было просто взять и работать, делать то, что тебе говорят. Сейчас бы я приехал с другим отношением. Опять же об этом сейчас можно говорить. А тогда…
— А что тогда?
— Взять второй год. Ты приезжаешь в тренировочный лагерь, показываешь себя, твою работу оценивают положительно. Кажется, что ты вот-вот начнешь сезон в НХЛ, тем более, всех уже отправили в фарм-клуб. И вдруг в последний день перед стартом тебе сообщают, что надо ехать в «Портленд». Это удар.
— Ну еще бы.
— Опять же сейчас я признаю, что это была отличная школа жизни.
«РЕШЕНИЕМ ЦСКА БЫЛ УДИВЛЕН»
— Сколько раз вам предлагали вернуться в Россию?
— Каждый раз предлагали. Ближе ко всему я был к этому как раз во второй сезон, когда меня отправили в фарм. Но все-таки решил остаться.
— Есть шанс, что вы снова попытаетесь поехать в Северную Америку?
— Я бы хотел. Не знаю, как сложится, но к своей следующей попытке я отнесусь иначе.
— Вы армейский воспитанник и это была большая сенсация, когда вас обменяли в «Авангард».
— Для меня тоже. Ну как же так, воспитанник клуба, а отправляют куда-то. На самом деле, я вообще ни разу не пожалел об этом решении руководства.
— Вы понимаете, почему вас обменяли?
— Только догадываюсь, но ни с кем на эту тему не разговаривал. В конце концов, решение же уже было принято. Возможно, мне было бы интересно узнать, что произошло, но если я не узнаю, то ничего страшного не случится. Но тут все из-за того, что я действительно попал в хорошую команду.
— Которая ничего не могла выиграть.
— Но мы старались. Да, что-то не получалось, но я вообще доволен этими двумя годами. Там я получал удовольствие от хоккея. И если бы не та глупая травма…
— А потом обмен в Уфу.
— У меня очень большие ожидания от «Салавата Юлаева». Но давайте обо всем этом поговорим когда-нибудь потом. Лучше расскажу, как я удивился, когда приехал в Уфу. Слушайте, это вообще место, которое не похоже ни на один российский город. Столица Башкирии так сильно изменилась, что я удивлен. И это приятное удивление.
— Расскажите тогда, почему вы прекратили кататься на велосипеде?
— Почему прекратил? Я люблю на нем ездить. Катаюсь по Москве, по своему району. Прекратил только в саму Москву ездить, так как там потом возвращаешься с черными руками, с черным лицом от гари. Один раз можно поехать, посмотреть город, но регулярно я бы никому не рекомендовал так делать. Но все равно активный велосипедист. Обязательно покатаюсь по Уфе.
